Что такое «шахматы» – пытались определить многие великие люди и выдающиеся шахматисты. Выражение Ленина: «Шахматы – это гимнастика ума» – принесло огромную пользу шахматам. На всех шахматных соревнованиях висел этот лозунг и к нему с понятным трепетом относились партийные деятели разного уровня. Когда многое выяснилось про советскую власть, выяснилось и происхождение этого лозунга – историки обнаружили, что Ленин никогда этих слов не говорил. Это придумал и сделал автором Ленина шахматный деятель 20-40-ых годов Лев Рохлин – это был, как сегодня говорят – эффективный пиар!
О шахматах писали и чемпионы мира, и ведущие гроссмейстеры. В наш компьютерный и быстротечный мир мне, по их глубине и охвату, очень понравились суждения о шахматах Генны Сосонко, шахматного журналиста и публициста, в его прекрасной книге «Мои показания» (РИППОЛ классик, М. 2003), и гроссмейстера В. Иванчука.

Ниже приводятся суждения о шахматах Сосонко -
«Если для миллионов любителей шахматы остаются только игрой, то на высоком уровне они стали спортом и наукой, а от искусства осталось фактически только одно: искусно пользоваться новейшими достижениями науки. Пройдя путь длиной в столетия, шахматы со­вершенно утратили свой первоначальный имидж забавы, развлече­ния для скучающего раджи. Девизом Королевского театра в Копен­гагене было: «Не для забавы одной». Те же слова применимы и для современных шахмат.
Но разницу между шахматами прошлого и настоящего не опреде­лишь так просто, как это делали индейцы пури, у которых было только одно слово для обозначения вчера, сегодня и завтра и разни­ца заключалась лишь в том, что для обозначения вчера указывали рукой назад, для сегодня – вверх и для завтра – вперед. Если поня­тие времени заменить шахматами, то можно себе представить, каки­ми они были, оглядываясь назад, спорить о том, чем они стали сегодня, указывая вверх – на нынешних чемпионов, но можно ли угадать, какими они станут, если мы протянем руку вперед?
Когда я переигрываю партии мастеров старого времени и сравни­ваю их с сегодняшними, мне кажется порой, что руины красоты даже более красивы, чем сама красота. Как бы ни впечатляли мону­ментальные здания из стекла и бетона, есть не меньшая прелесть и в развалинах Помпеи. Так же как нельзя утверждать, какая музыка лучше – старинная или современная, нельзя сказать, и чьи партии приносят большее удовольствие: Греко, Морфи, Стейница, Капабланки, Таля или Каспарова. К счастью, шахматы многогранны и есть любители и на то, и на другое, и на третье.
Во многих областях – музыке, литературе, политике – можно жить за счет своей репутации. Шахматы – другое дело: здесь всё на виду и за былые заслуги не спрячешься. В этой игре нет дутых авторитетов. Ибо невозможно представить себе открытие новых имен, незаурядного таланта, жившего во времена Капабланки, но просмот­ренного современниками, или развенчание выдающегося игрока: визитной карточкой шахматиста являются его партии и его резуль­таты. Шахматы требуют постоянного успеха, постоянного подтверждения титула, реноме, класса. Поэтому шахматы высших достижений всегда были трудным, а порой и жестоким занятием.
Прошлое, о котором идет речь в этой книге, уже никогда не повторится. Мы живем в расколдованном мире шахмат, и я сомне­ваюсь, можно ли заколдовать его обратно. Очень трудно сделать события двадцати-, тридцати-, сорокалетней давности, правду того времени – правдой сегодняшнего дня. Правда жизни преходяща и изменчива. Особенно когда это касается советского периода: миро­ощущения, обычаев, законов – писаных и неписаных – тех лет.
Вспоминая о советских шахматах, о понятиях, с каждым годом делающихся всё более расплывчатыми, а то и вовсе непонятными для новых поколений, спрашиваешь себя: имеет ли вообще смысл хра­нить память о таком сравнительно узком участке культуры? Мне ка­жется, что ответ на этот вопрос может быть только утвердительным. Любой человеческий опыт достоин осмысления и анализа, в том чис­ле тот особый, из которого выросли все шахматы второй половины ушедшего века и на котором базируются шахматы наших дней. Изу­чение этого опыта позволяет сделать важные выводы не только о развитии самой игры, но и о системе, способствовавшей ее развитию.
Герц, изучая электромагнитную теорию света, писал о том, что в математических формулах есть своя собственная жизнь. То же мож­но сказать и о шахматах. Об их красоте и логике. Шахматы умнее нас, умнее даже, чем их автор.
Современные шахматы невозможны без использования класси­ческих лекал прошлого. Я хотел рассказать о людях, которые созда­вали эти лекала. Попытаться написать на морском песке их имена, прежде чем набежавшая волна смоет их окончательно и растворит в истории компьютерных шахмат нового века...»

«Шахматы дали мне очень многое. Этот игрушечный мир – жизнь в миниатюре. В шахматах тоже нельзя взять ход назад, и время на партию тоже ограничено.
Глядя на шахматы сегодняшнего дня, можно сказать, что их на­стоящее неопределенно, будущее тревожно и только прошлое — бли­стательно навсегда! Хотя и знаю, что не от большого ума мысли о том, что в старое время небо было голубее, девушки краше, жертвы ферзей эффектней, наконец, люди, бывшие в шахматах, интереснее, не могу отрешиться от мысли – было, было...
«Золотыми шахматными временами» назвал свою книгу о шахма­тах первой половины 20-го века Милан Видмар, но не был ли золо­тым по отношению к ним весь ушедший век? Не испытали бы великие игроки прошлого, глядя на шахматы начала нового века, нечто сродни чувствам Лоренца, создателя классической теории стро­ения атома, который сожалел, что дожил до триумфа квантовой ме­ханики и увидел, как зашаталось всё сделанное в науке, в том числе и им самим.
Из мира романтики, грез и неопределенности шахматы перенесе­ны в суровую правду жизни. Так балерина, оттанцевавшая партию Золушки, попав после спектакля на операционный стол по поводу острого аппендицита, переходит в мир реальности.
Шахматы прошлого с их ореолом таинственности могут показать­ся наивными и полными ошибок. Но не покажутся ли таковыми во второй половине 21-го века шахматы начала его? Мы приблизились к раскрытию последней тайны игры: достаточно ли преимущества выступки для победы, что утверждал Филидор, или при идеальном ведении партии получается все же ничья? Но кто может дать гаран­тию, что эта последняя истина в шахматах окажется интересной?
К счастью, у шахмат есть сильные аргументы в свою защиту. Сло­ва Одена: «Поэзия – штука совершенно необязательная. И оправды­вает сам факт ее существования только то, что совершенно не обяза­тельно ее знать» – относятся к шахматам в неменьшей степени».

«Шахматы в Со­ветском Союзе, находясь под неослабным вниманием и контролем властей, были тесно сплавлены с политикой, как и всё в той удиви­тельной стране. Закрытость общества, изолированность его от свободного мира явились причиной того, что талант и энергия зачастую выплескивались в относительно нейтральные области. Эта закры­тость и изолированность общества только способствовали развитию шахмат, создав целый пласт культуры – огромный мир советских шахмат».

«Шахматы, как и всё тогда в Стране Советов, были пронизаны идеологией: инструкциями, обязательствами, лозунгами и призыва­ми. Но по сравнению с литературой, историей, философией или нау­кой была и разница. Она заключалась в самих шахматах! В честном поединке за доской, в самой игре, правила и принципы которой оста­ются неизменными на протяжении нескольких веков, игре, о которой Ласкер сказал: «На шахматной доске лжи и лицемерию нет места. Красота шахматной комбинации в том, что она всегда правдива. Бес­пощадная правда, выраженная в шахматах, ест глаза лицемеру». По­этому в советских шахматах, в отличие от той же литературы, не было искусственно созданных авторитетов или раздутых величин, ничтож­ных писателей, имена которых гремели тогда и полностью забыты сегодня. … Уход в шахматы означал уход в убежище. В укрытие, где, несмотря ни на какие внешние помехи и факторы, в конечном счете, решают твое умение и понимание событий, происходящих на шахматной доске».

«Если в других областях – литературе, музыке, философии, исто­рии, кинематографии – советские люди были вскормлены на суро­вой диете, включавшей многочисленные запреты, то шахматы это не затрагивало. Не случайно поэтому, что с конца 60-х до середины 80-х годов представители других профессий – писатели, художники, философы, подчас замечательные, – уходили в дворники, истопни­ки и сторожа. В шахматах этого не было. Наоборот, в них самих можно было уйти.
Китайские ученые эпохи Цин склонны были оценивать человека только по его знаниям, не принимая во внимание его политические позиции, моральные качества или образ жизни, что привело к рас­цвету поэзии и науки в то время. Так же и в шахматах: гроссмейстеры и мастера, отличавшиеся по воспитанию, образованию и нацио­нальности, оценивались, в конечном счете, только по мастерству, та­ланту и силе игры.
Все совпало. И хрущевская оттепель, после мрачных предыдущих десятилетий показавшаяся свободой, приоткрывшая границы, сде­лавшая возможными мысли, поступки и шутки, за которые еще совсем недавно государство безжалостно карало. И шахматы, вып­леснувшие целый ряд новых блистательных имен. И – чудо Михаи­ла Таля. Но и прежние звезды продолжали светить ярким ровным светом, достаточным для многих славных побед. Это было время, когда любое место в зарубежном турнире, кроме первого, считалось едва ли не провалом, и надо было писать объяснительную записку по этому поводу Батуринскому. Появление американского гения усилило интерес и внимание общества к шахматам, и без того пропи­танного ими. Имена Бориса Спасского, Тиграна Петросяна, Михаи­ла Таля знал каждый, и звучали они не меньшей музыкой, чем имена Ирины Родниной, Валерия Брумеля или Льва Яшина.
Время это, по сравнению с эпохальными событиями конца века, кажется скучным и малозначительным. Как посмотреть. Нет иногда ничего более интересного, чем жить в скучное время. Кто-то сейчас, глядя из начала нового века назад, путая несостоятельную и унижа­ющую человека систему с людьми, которым выпала судьба жить тогда, пытается унизить и этих людей. Заблуждение. Тщетно они будут наносить удары по той поре расцвета шахматной игры, подоб­но тому, как во Флоренции в средние века ударяли по золотому шару, пытаясь сжать заключенную в нем воду: непокорная стихия проникала сквозь стенки, но не сжималась. Шахматы того периода не станут менее великими от того, что они принадлежали к советскому периоду».

«Важнее шахмат нет профессии»

«Я не могу назвать ни одну профессию в мире, которая была бы важнее, чем шахматы. Уважаю другие занятия и ни в коем случае не утверждаю, что шахма­ты – это самое важное, но... Профессия шахматиста заслужи­вает того, чтобы на равных стоять с любой другой.
Шахматист создает партию. Де­лает ходы. Анализирует. Пишет книгу, в конце концов. Находит учеников, или ученики находят его, в любом случае он учит. Учит воспринимать мир, позна­вать его.
Восприятие мира у шахматистов отличается от восприятия мира людьми других профессий. Не говорю: лучше или хуже, но шахматист смотрит на мир по-другому. Все-таки шахматы на­кладывают особую печать на сознание человека, на его мента­литет. Если в Советском Союзе была популярна дискуссия, что шахматы в большей мере – искусство, наука или спорт, то сей­час, думаю, уже никто не будет спорить, что шахматы включают в себя все вышеперечисленные категории, а, кроме того – психологию, философию. Эл­ементы борьбы, элементы дру­гих видов спорта – все это мож­но наблюдать в шахматах, и чем выше уровень игры, тем различ­ные аспекты проявляют себя яр­че, заметнее.
В матчах на первенство мира это проявляется особенно. Недаром Каспаров писал, что перед мат­чем с Капабланкой Алехин уси­ленно изучал технику каратэ. Должно быть, это помогало ему моделировать стратегию на матч. Корчной перед битвой в Багио занимался йогой... То есть, шахматы допускают привлечение других аспектов и, при умелом их использовании, становятся только богаче.
Шахматы – высокое искусство. И в этом плане они ничем не отличаются от музыки. Для того, чтобы заинтересоваться, полу­чать удовольствие, зрителю нуж­на какая-то подготовка. Нужно, по крайней мере, знать, как ходят фигуры. Знать дебюты, основ­ные эндшпили...
Без подготовки игру в шахматы адекватно воспринять невозмож­но. Хотя даже человек, далекий от шахмат, может прийти в тур­нирный зал, увидеть, как все про­исходит, увидеть лица игроков во время цейтнота, всю гамму эмоций... Это может его заинтересовать, дать толчок. Довольно забавно в этой связи вспомнить об отношении к шахматам в Амери­ке. Вроде бы американцы не счи­тают шахматы полноправной профессией, но в то же время бо­гатые люди в Штатах с удоволь­ствием покупают шахматные уроки для своих детей. Многие дети увлекаются – тогда им гово­рят: нет, прекращай занятия, на­чинай заниматься чем-то стоящим. Это странно, но это жизнь, с этим тоже приходится считаться. В странах бывшего Советского Союза ситуация с шахматами за­метно лучше. Обычные люди – не спортсмены – относятся к шахматистам с огромным уваже­нием. С большим, чем на Западе, во всяком случае».

Василий Иванчук

По моему мнению, в романтической, прагматичной и современной форме, о шахматах, в свете современных мировых тенденций, сказано этими шахматистами если не все, то очень многое.
Единственное, что не упомянуто в этих суждениях – это прогнозные выкладки авторов, которые по моему субъективному мнению, были бы уместны.

Дальше...