С Талем автор был знаком с давних лет – вся азербайджанская юношеская команда в Ростове была очарована Мишей Талем – остроумным, жизнерадостным и каким-то близким по духу к нам, бакинцам. В нашей команде он всегда чувствовал себя в окружении друзей.

Помню, как он смущался, когда мы предлагали ему распить бутылочку вина, и всегда отказывался. Увиденное автором через несколько лет поразило его!

Во время одной из партий на юношеских соревнованиях вокруг партии автора и Гипслиса ястребом крутился Миша Таль. Автор играл белыми один из вариантов ферзевого гамбита, который, как ему казалось, досконально знал. На деле оказалось, что это не совсем так, а точнее, совсем не так – к 20 ходу позиция автора развалилась. Почему-то, больше Гипслиса радовался Таль.

В другой партии, ходом 4. а3 в защите Нимцовича, автор получил большое позиционное преимущество. Таль, играющий на первой доске, нервно смотрел на нашу доску. В дальнейшем автор избрал неправильный план, и Гипсплис, рядом сильнейших ходов, выиграл эту партию. До сих пор помню слова Таля: «У Вас была позиция – мечта, но Айварс сумел сделать так, чтобы Вы ее не претворили в жизнь», – сказал он и весело расхохотался.

Прошло более сорока лет, и автор с Гипслисом оказался на Олимпиаде в Салоники – он был тренером женской сборной СССР. Как-то вечерком, в номере у Гипслиса, попивая прекрасное греческое вино, они играли блиц. Автор напомнил о той партии, которую Гипсплис выиграл более сорока лет тому назад в ферзевом гамбите. Он мгновенно показал этот вариант и, практически, всю ту партию. Автор напомнил ему и о том, как Таль радовался этой победе, больше, чем сам Гипсплис. «И это неслучайно, – сказал он, – это были разработки Таля. И я уж не помню, сколько тогда я выиграл партий в этом варианте».

Во время первенства СССР по шахматам в Баку в 1961 г. Таль был всеобщим любимцем, а корреспонденты вообще не давали ему прохода.

Из личного архива Ч. Султанова

Ч. Султанов наблюдает за игрой М. Таля с В. Багировым

Михаил Таль перед началом игры обычно прогуливался по набережной. Он рассказывал, как во время одной из таких прогулок к нему обратился прохожий:

«– Молодой человек, знаете ли Вы, что удивительно похожи на Таля? Правда, гроссмейстер выглядит намного солиднее.

– Да, знаю, – улыбнувшись, ответил Таль, – мне не раз это говорили!»

Об этом казусе Таль со смехом рассказывал участникам турнира, а впоследствии и корреспонденты с удовольствием подхватили его рассказ, как и все, что изрекал Таль.

Иногда его остроты имели точечное направление. «Десятидневный нешахматный поединок «желудок Таля – кухня гостиницы «Бакы» закончился полной победой кухни – желудок сдался, так как уже не мог переваривать пищу кухни», – так Таль говорил в интервью одной из газет. «Понимаешь, – говорил он автору, – вся еда плавает в масле. У вас нет диетической столовой?» Эту проблему, в силу своих возможностей, решил председатель оргкомитета А. Лемберанский.

Здесь уместно вспомнить, что на бакинском первенстве СССР по шахматам автор познакомился с известным в стране Вадимом Синявским, кумиром всех советских болельщиков футбола, который у бакинцев пользовался особой популярностью. Он вел радиорепортажи с бакинского шахматного чемпионата.

Вадим Святославович Синявский ведет репортаж

Автор и Леонид Листенгартен руководили пресс-центром турнира, работа в котором кипела и где допоздна засиживались участники турнира, корреспонденты и просто любители шахмат и автографов.

В пресс-бюро турнира, которым руководили

Л. Листенгартен и Ч. Султанов. Баку, 1971 г.

«В одной из правых лож всегда можно видеть сосредоточенное лицо таллинского мастера Нея. Он – корреспондент эстонского радио. Информацию в Тбилиси посылает грузинский мастер спорта, судья на турнире Сорокин.

П. Керес и М. Таль разбирают только что законченную партию.

Сидит у стола журналист О. Атаев, стоят: писатель Д. Амиров, поэт В. Наджафов, Л. Листенгартен. Баку, 1961 г.

Скоро на помощь к нему приедет в Баку кандидат в мастера Т. Георгадзе. Армению в курсе всех событий держит мастер Э. Мнацаканян, материалы в «Советский спорт» вместе с А. Кикнадзе посылает мастер Б. Баранов. Голос радиокомментатора Вадима Синявского в эти дни раздается из столицы Азербайджана. Он также частый гость пресс-бюро», – передавало Всесоюзное радио.

Автор с Леней Листенгартеном охотно помогали Синявскому в освещении турнира, особенно старался автор, как страстный болельщик московского «Динамо» (Леня болельщиком не был).

Синявскому очень нравилось, когда автор вдруг вспоминал и принимался цитировать отдельные моменты из его репортажей.

Из личного архива Ч. Султанова

«Ну, а эта атака должна завершиться решающим ударом», –

говорит комментатор Всесоюзного радио Вадим Синявский (справа) Л. Листенгартену и Ч. Султанову

Как-то, сидя с ним в небольшом ресторанчике, в нескольких десятках шагах от которого находились нефтяные вышки, Вадим Святославович, весьма довольный своим наблюдением, несколько раз повторил: «Мы пьем водку, а рядом добывают «черное золото» – замечательная картина!» Тогда же он рассказал автору, как будучи военным корреспондентом, во время войны снимал десятки немецких танков, которые были на полном ходу, но баки их были пусты!

«Там очень было нужно горючее», – сказал он.

Через много лет автор вспомнил этот разговор, когда в СССР появились мемуары немецких генералов.

То, что война кончилась, мир узнал из немецкой кинохроники марта 1945 года. На аэродроме стоят мертвым грузом Ме-163 – нет горючего, а вокруг уныло сидят немецкие асы. В феврале 1945 года производство авиабензина в Германии составило только тысячу тонн – лишь полпроцента от уровня первых четырех месяцев 1941 года.

Из личного архива Ч. Султанова

Очередная футбольно-шахматная шутка Вадима Синявского – слева направо В. Синявский, Л. Листенгартен, Ч. Султанов

Нечто подобное случилось через сорок с лишним лет в конце войны в Афганистане. Война в Афганистане кончилась не с выводом советских войск, как об этом неоднократно писали политологи, а по другой причине. Во время военных действий в Афганистане, в тяжелой для себя ситуации, Наджибулла неоднократно обращался к Горбачеву и Шеварднадзе с просьбой выделить для нужд его армии 100 тысяч тонн нефтепродуктов и неизменно получал от них отказ. Кончилось тем, что его изрядно потрепанная армия потеряла маневренность, потерпела поражение и разбежалась по всему миру, а самого Наджибуллу повесили. Горби знал, что делает…

Рассказывал Синявский и о своих встречах с Капабланкой, будучи молодым человеком.

«С шахматами я завязан давно. Еще до войны я участвовал в организации Московского международного турнира».

Как-то Капабланка подошел к симпатичной продавщице цветов и сказал ей несколько комплиментов. Она предложила ему купить цветы. Он купил все цветы, из которых сделали огромный букет и который он галантно подарил самой цветочнице.

Х.Р. Капабланка на Белорусском вокзале в Москве. 1936 г.

На заднем плане спортивный комментатор В. Синявский, справа – представитель оргкомитета шахматного турнира В. Еремеев

«В Южной Америке летают бабочки. Полметра размах крыльев!.. А жуки? Вес до 200 граммов! А мухи? Они жужжат так, что наш самолет – это эхо в горах от шума его винтов», – рассказывал Синявский про Южную Америку, где он был вместе с командой московского «Динамо» и вел оттуда репортажи.

«Мне было приятно, что после окончания репортажа из Москвы раздался голос девушки-техника:

– В порядке!

– Спасибо, сдаем станции.

А путь этих фраз шел по сети Рио-Нью-Йорк-Лондон-Москва…»

Естественно, речь не могла не пойти о заслуженном мастере спорта Алекпере Мамедове. Синявский как-то скромно сказал, что он сыграл определенную роль в его судьбе, а по ходу беседы выяснилось – значительную. «Я вместе с командой московского «Динамо» выехал в Данию на товарищеские матчи. Старший тренер команды Михаил Якушин повез в Данию целую плеяду молодых игроков, среди которых был Алик Мамедов. В первой же игре он понравился мне своими виртуозными финтами и блестяще забитым голом в ворота сборной Дании. После игры я сказал Якушину, чтобы он обязательно поставил этого игрока в основной состав – он внесет новое в игру команды». «Хрупкий он какой-то, – ответил мне Якушин, – мяса маловато». «Были бы кости – мясо нарастет, – возразил ему я. – Ты посмотри, своим своеобразием он резко выделяется из всех».

Уже в Москве, встретив Синявского, Якушин сказал: «Ты был прав, он оказался нам очень нужен».

К этому разговору приведем отрывок из книги М. Якушина «Вечная тайна футбола».

«В «Динамо» я пришел в один день с Алекпером Мамедовым. «Ну, что Алик, будем поднимать «Динамо» из развалин?»

Через несколько лет в Милане автор сказал Алику: «Теперь можно твердо сказать – мы подняли «Динамо» из развалин!»

Команда «Динамо» Москва в те годы,

о которых говорит Якушин (стоит первый справа в первом ряду.

А. Мамедов – первый справа во втором ряду)

Мое поколение хорошо помнит тот репортаж, который вел Синявский из Милана, где встречались «Милан» – «Динамо» Москва, в котором А. Мамедов забил 4 мяча. Заканчивал репортаж Синявский такими словами: «Это один из самых счастливых дней в моей жизни – триумф советского футбола на глазах у 100 тысяч футбольных болельщиков. Таких футболистов как Яшин, Мамедов, да и всех динамовцев, надо встречать горой цветов!»

«4 сентября 1955 года, миланский стадион «Сан-Сиро». На трибунах 100000 зрителей, вокруг стадиона 10000 автомашин. Московское «Динамо» было первой советской командой, приехавшей в Италию, сборная которой на тот момент уже дважды завоевала титул чемпиона мира. На встречу специально приехали специалисты по футболу из Швейцарии, Франции и ФРГ. В составе команды – мировые суперзвезды. Итальянские «тиффози», помня, как два месяца назад в Москве «Милан» выиграл у Динамо со счетом 4 : 2, радостно предвкушали разгром москвичей на итальянском поле. Первый тайм – на 25-й минуте швед Гундар Нордаль, обладатель феноменального бомбардирского рекорда (225 голов в 235 матчах), в высоком прыжке головой направил мяч в верхний угол динамовских ворот. 0 : 1. Стадион взорвался аплодисментами, свистом и победным гулом» – пишет журналист Фуад Мамедов-Пашабейли.

Перед матчем с «Миланом», в котором А. Мамедов забил четыре мяча – матч, который вошел в историю футбола СССР и Италии

Автору по прошествии более чем 50 лет удалось с помощью своих итальянских друзей найти старые кадры этого матча, фрагменты из которого приведены на фото. Те, кому по долгу службы надо было заняться этим, палец о палец не ударили!

Надо сказать, в истории советского футбола этот матч не получил должной оценки. Всем любителям футбола хорошо известно, какую высокую оценку в истории советского футбола получила послевоенная поездка игроков московского «Динамо» в Англию.

После этой триумфальной победы «Динамо» общий счет выглядел так: 19 – 9. Об этом событии было создано несколько документальных фильмов, выпущены фотоальбомы, брошюры и т.д. Как часто случалось в те годы, советская пропаганда говорила не всю правду: одним из соперников «Динамо» была любительская команда шахтеров «Кардифф-Сити», у которой «Динамо» выиграло со счетом 10 – 1 (игроки этой команды подарили динамовцам шахтерские фонари). Если из общего результата вычесть эти 10 любительских голов, то общая победа «Динамо» будет более, чем скромная.

Четыре знаменательных гола Алекпера Мамедова в матче с «Миланом» в истории советского и азербайджанского футбола

В Москве и в Милане динамовцы встречались с одной из сильнейших профессиональных футбольных команд Европы. Видимо, не всем было по душе, что все четыре гола в этом матче забил Алекпер Мамедов.

«В Стамбуле, – рассказывал Синявский, – я вел репортаж о встрече «Фенербахче» – «Динамо» Москва. Матч закончился со счетом 4 – 0 в пользу московского «Динамо». Когда кто-то из динамовцев забивал гол, наступала гробовая тишина, но когда это делал Мамедов, стадион ревел – они считали его своим!»

«Во избежание всяких разговоров, а они в те годы были модными, когда Мамедов забивал гол, я прикрывал микрофон».

В довоенные годы мастер В. Макогонов успешно выступал в финале чемпионатов СССР. Информация о больших соревнованиях была скудной, о результатах очередных туров можно было узнать из ночных выпусков последних известий. Передачи эти вел Вадим Синявский. На следующий день шахматисты Баку обменивались очередными шахматными новостями и, особенно, успехами В. Макогонова.

С юмором рассказывал Синявский об отдельных эпизодах, связанных с футболом и футболистами.

Во время исторической поездки футболистов московского «Динамо» в Уругвай, гостеприимные хозяева устроили пышный прием в Монтевидео на лоне природы.

«В середине лужайки, – рассказывал Синявский, – на вертеле «томился» молодой бычок. Когда мы с одним из футболистов московского «Динамо» (фамилию он тактично не назвал) подошли к бычку, тот сразу начал кромсать его шею, лихорадочно заглядывая в проделанные щели. «Ты чего ищешь?» – спросил я у него. «Почки, – ответил он, – я их так люблю». «А что ты почки ищешь вблизи шеи?» «А разве это шея? Я думал, это ж…!»

Определенные коррективы в этот анекдотичный случай впоследствии внес Алекпер Мамедов. Оказывается, прием происходил на лужайке в посольстве СССР в Парагвае, а бычка приволокла принимающая сторона.

Удивительным образом, из-за Алекпера Мамедова пострадал Вадим Синявский. Вот что пишет Владимир Пахомов: «И вот когда казалось, что с нервотрепкой, доставшейся тренерам сборной перед лейпцигским матчем с поляками (опоздание на поезд Стрельцова и Иванова, исчезновение, пусть на короткое время, Татушина), покончено, и время неумолимо движется к началу игры, возникает новая напасть, очень серьезная: неожиданно занемог Алекпер Мамедов. Сборная СССР прибыла в Лейпциг, имея в своих рядах 18 футболистов: вратари – Лев Яшин и Владимир Беляев, защитники – Михаил Огоньков, Анатолий Масленкин, Борис Кузнецов и Владимир Кесарев, полузащитники – Игорь Нетто, Юрий Войнов, Виктор Царев и Юрий Ковалёв, нападающие – Борис Татушин, Слава Метревели, Валентин Иванов, Эдуард Стрельцов, Алекпер Мамедов, Генрих Федосов, Алексей Мамыкин и Владимир Рыжкин. Не хватало нескольких сильных игроков, считавшихся основными. Из-за травмы давно не играл Константин Крижевский, в ту пору бесспорно сильнейший центральный защитник. В Хожуве его пост занял Анатолий Масленкин, а в Лейпциге Гавриил Качалин решил попробовать в центре обороны Владимира Кесарева, известного правого защитника. И не ошибся. На следующий день после мачта Валентин Гранаткин в телефонном разговоре с корреспондентом «Вечерней Москвы» назвал дебют Кесарева успешным.

В состав срочно включили Федосова. Тот настолько был уверен, что не примет участия в матче, что приехал на стадион без бутс. И тогда Мамедов отдал одноклубнику свои, хотя они явно не годились по размеру – вместо 43-го – 41,5, что не помешало Генриху забить в матче гол.

Федосов натянул мамедовскую футболку с 9-м номером, когда предыгровая разминка подходила к концу, и протокол игры был заполнен. Вполне понятно, диктор на стадионе записал состав сборной СССР заблаговременно, когда в протоколе значился Мамедов, еще не заявивший о своем недомогании. Поэтому для зрителей над трибунами прозвучала фамилия Мамедова… Услышав по радио фамилию Мамедова, автор, оказавшийся в тот день на одной лавочке с тренерами и запасными игроками сборной СССР, удивленно вскрикнул, за что был награжден испепеляющим взглядом Михаила Якушина, ассистента Качалина. Для зрителей получалось, что играет Мамедов! Не удивительно, что на следующий день многие газеты ГДР опубликовали наш состав, включив в него Мамедова, а некоторые вышли с его портретом, под которым пояснялось, что это как раз тот футболист, который забил один из двух мячей.

На Советский Союз репортаж об игре вел Вадим Синявский. Узнав перед встречей у тренеров сборной СССР, кто будет играть, да еще заглянув, видимо, для верности в протокол, он преспокойно отправился в радиорубку, расположенную в высокой башне на значительном расстоянии от поля. Ему и в голову не могло прийти, что у нас под девятым номером играет не тот футболист, что заявлен в протоколе. Синявский немного владел немецким языком (фронтовой репортер «Последних известий» по радио вел репортаж из Сталинграда о пленении Паулюса), он наверняка прослушал объявленный по стадиону по-немецки состав сборной СССР и не приметил никаких перемен по сравнению со своим списком. Поэтому в тот день в рассказе Синявского частенько упоминался Мамедов, особенно когда «девятка» забила второй мяч… Будь Синявский поближе к полю, он ни за что не назвал бы Федосова Мамедовым – динамовцев в том составе сборной СССР он хорошо знал не только по фамилиям, но летал с ними за рубеж».

В Венеции – А. Мамедов (в последнем ряду) больше внимания

обращает на кинозвезду эпохи Людмилу Целиковскую, чем на

достопримечательности Венеции

Сам Мамедов рассказывал автору, что когда он вышел на разминку, то почувствовал сильные боли в желудке (как позже выяснилось, у него была язва желудка, которую от него скрывал врач команды «Динамо», пичкая какими-то таблетками). Об этом он сказал тренеру команды, и тот по его указанию «экипировал» Т. Федосова. После этого случая Синявский надолго был лишен микрофона.

Великим и узнаваемым футболистом был Алекпер Мамедов. Свидетелем следующего эпизода был сам автор.

Случилось это летом 1956 года на трибунах стадиона «Динамо», где проходил матч Спартакиады народов СССР между сборными Азербайджана и Латвии. К Мамедову шумно пробираясь сквозь плотные ряды болельщиков, направилась группа иностранцев. С криком: «О-о, центраванти, центраванти!» Они заключили его в объятия, дружески похлопывали его по плечу.

– Милан... Буффон... Прима!.. «Динамо», – восторженно, перебивая друг друга, говорили они, пытаясь что-то объяснить. Но и без переводчика было ясно, что туристы из Италии узнали футболиста, который год назад в Милане забил в ворота знаменитого Буффона четыре мяча подряд.

Об Алекпере Мамедове вспоминает Чингиз Абдуллаев – Председатель Германо-Азербайджанского общества, доктор культурологических наук, профессор. Он, как и автор, будучи большим поклонником его таланта, впоследствии стал близким другом Алекпера.

«О корифее футбола Алекпере Мамедове ходят легенды, и я с детства много слышал о них. Мамедов и Банишевский были кумирами всех бакинских мальчишек.

В 1973 году на стадионе «Нефте-газ» проводился футбольный чемпионат города Баку среди школьников. На этом чемпионате я впервые увидел А. Мамедова, А. Банишевского и В. Брухтия.

В те годы я занимался футболом и рисованием. Но после окончания школы я поступил в АзИИ. К тому времени мои старшие братья учились в этом ВУЗе. Именно в студенческие годы я близко познакомился с Алекпером Мамедовым. Это был очень искренний, честный, пунктуальный человек. Он был заведующим кафедры физкультуры в АзИИ. По роду деятельности он тесно сотрудничал с моим старшим братом Назимом Абдуллаевым. Мой средний брат Барат тоже был знаком с А. Мамедовым и часто беседовал с ним о футболе. Это знакомство переросло в семейную дружбу, которой я очень гордился.

По линии Германо-Азербайджанского общества и Бакинского Спортивного Комитета каждый год в Баку проводился детский турнир в честь Алекпера Мамедова. Помимо этого, по инициативе А. Мамедова мы ездили по регионам с ветеранами «Нефтчи» и проводили товарищеские встречи. Также ездили в Грузию и в Москву. Однажды на турнире он меня спросил, можно ли организовать поездку команды ветеранов «Нефтчи» в Германию? Как раз в тот момент в начале 1997 года в Баку в составе делегации МИД Германии приехал известный футбольный тренер, мой близкий друг Бернд Штанге. В Баку Бернд Штанге встречался с официальными лицами и был на приеме у Гейдара Алиева. Я воспользовался случаем и организовал его встречу с Алекпером Мамедовым, Анатолием Банишевским и Рустам Рагимовым. Он с большой теплотой одобрил дружескую игру ветеранов футбола Германии и Азербайджана.

Летом 1997 года ветераны азербайджанского футбола во главе с Алекпером Мамедовым прибыли в Германию. Бернд Штанге и я в аэропорту Франкфурта-на-Майне встречали азербайджанскую делегацию, в составе которой, кроме футболистов, были художники, скульптуры и певцы классический музыки. Помимо футбола в городах Нюрнберг, Йена и Эссен было решено организовать выставку азербайджанских художников и культурную вечеринку.

Во встрече принимали участие известные в прошлом футболисты Германии. На стадионе Нюрнберга нас пригласили на официальный матч Бундеслиги. Там же объявили о приезде Азербайджанской делегации и пригласили Алекпера Мамедова на край поля, где он дал интервью известным ТВ каналам, а также известному спортивному журналу «Кикер». Конечно, мы все были рады такому вниманию.

Несмотря на разницу в возрасте, мы с А. Мамедовым были очень дружны. Он мне много рассказывал о жизни, о колоритах города Баку, о 6-й школе и т.д.

Хочется отметить, что он был очень эрудированным человеком, любил музыку и литературу. Охотно мне рассказывал о дружбе с Самедом Вургуном, отмечая при этом интересные эпизоды.

«На матчи с участием футболистов Азербайджана приходило много известных композиторов, писателей и других знаменитостей. Например, эти матчи часто посещал Кара Абульфаз оглы Караев – популярный советский и азербайджанский композитор.

Однажды в Москве в раздевалке динамовский команды появились Самед Вургун и Константин Симонов.

Самед Вургун был очень дружен со спортом – занимался конным спортом, а также охотой. Не было такого вида спорта, которым бы он не интересовался. Но, пожалуй, больше всего он увлекался футболом. В 1949 году футбольная команда «Нефтяник» впервые участвовала в первенстве СССР в Высшей Лиге. И вот на всех играх неизменно присутствовал Вургун. Он вместе с писателем-драматургом Имраном Касумовым, композитором Кара Караевым горячо поддерживал футболистов «Нефтяника». Это весьма вдохновляло нас, молодых футболистов. Смотря на них, мы понимали, что делаем что-то важное, нужное людям, что наша игра – не «забава взрослых шалунов», говоря словами А.С. Пушкина.

Как-то после нескольких игр, когда я никак не мог забить мяч, в матче с московским «Локомотивом», наконец, мне это удалось. Великий поэт, сорвав шляпу с головы, парашютом запустил ее по трибуне. Кому-то из зрителей повезло: он стал обладателем редкого сувенира. Этот эпизод мне рассказал сидевший на стадионе поселка Разина рядом с Самедом Вургуном его друг Имран Касумов.

Всем была известна дружба Самеда Вургуна с замечательными писателями Константином (настоящее его имя – Кирилл) Михайловичем Симоновым и Александром Александровичем Фадеевым. Фадеев в те годы, до середины 50-х годов, был председателем, а Вургун – секретарем Союза писателей СССР. Он часто приезжал в Москву.

10 октября 1954 года было холодно и ветрено, градусов шесть-восемь мороза. Московское «Динамо», за которое я выступал, независимо от результата заключительной домашней игры с минским «Динамо», уже завоевало чемпионское звание. Тем не менее, на этот матч пришли Вургун, Фадеев и Симонов и страстно болели. Закрываю глаза и ясно вижу их в ложе стадиона «Динамо» на Северной трибуне. Мягкий, интеллигентный, холеный, немного грассирующий Симонов, как всегда со вкусом одетый, выделялся спокойствием и выдержкой.

Когда его все же охватывала нервная дрожь, он доставал очередную дорогую папиросину типа «Беломор», быстрое ее закуривал, посмеиваясь над страстно болевшими друзьями. Александр Александрович болел неистово, он как-то белел лицом и весь уходил в себя, как будто замыкался в какую-то раковину. И лишь Самед болел просто, откровенно, эмоционально, комментируя каждый промах игроков или промашку судьи, воздевал руки к небу, и никак не хотел скрывать своего южного темперамента. Когда у наших ворот возникала заваруха, он мрачнел, что-то бубнил себе под нос. Когда же динамовцы перехватывали мяч и шли в атаку, он радостно привставал со своего места и что-то восторженно кричал, поддерживая наш атакующий порыв. В тот же день после игры Вургун с друзьями прошел в подтрибунное помещение и, когда они немного отогрелись, Самед через охранника вызвал меня из раздевалки и прямо там познакомил со своими друзьями. А затем они все трое по моей просьбе беспрепятственно прошли к нам в раздевалку, поздравили команду и тепло побеседовали с Левой Яшиным, Сергеем Сальниковым, Константином Бесковым и другими моими друзьями по команде. И надо было видеть их мальчишески-просветленные лица, когда они пожимали руки моих смущенных товарищей, польщенных вниманием таких мастеров литературы. И так бывало почти каждый раз, когда Вургун приезжал в Москву.

Команда «Динамо» в 1955 году была в Италии и встречалась с «Миланом». Репортаж об этой игре вел Вадим Синявский. В тот сентябрьский день мне посчастливилось забить все четыре мяча. В тот день на балконе в доме Имрана Касумова, включив на полную мощность звук радиоприемника, Самед Вургун с удовольствием слушал репортаж и так переживал, что все прохожие невольно останавливались. В память о той игре он решил преподнести мне сувенир, который и сейчас хранится в доме-музее Самеда Вургуна.

18 июня 1955 года, как свидетельствует все тот же Имран Касумов, после просмотра матча «Динамо» – «Спартак», в котором мы на своем стадионе проиграли с крупным счетом 1 : 4 в последней игре первого круга, он очень тяжело переживал поражение. Был мрачен и зол на жизнь, все раздражало его. В толпе народа, выходящего со стадиона, приходилось несладко, там толкались, иногда даже пускали в ход руки. Он же, словно никого не замечая, сосредоточенно и мрачно двигался к выходу. В длинной очереди на стоянке такси один молодой человек, посмотрев на его убеленную сединой голову и раздраженный вид, даже молча уступил очередь. Направляясь в гостиницу «Москва», шофер очень быстро вел машину, а Вургун говорил ему: «Ты не торопись, мне некуда спешить, я вышел из того возраста, чтобы спешить». Приехав в гостиницу, Касумов предложил, учитывая не совсем хорошее настроение своего друга, побыть вместе с ним, но Вургун решил, что ему лучше побыть в одиночестве, наедине со своими мыслями и чувствами. И вот в результате такого уединения вскоре появилось стихотворение под названием «Поэт, как рано постарел ты», ставшее одним из лучших в его жизни. Я очень люблю это стихотворение и не смог преодолеть искушения привести его в русском переводе, чтобы можно было оценить масштабность этого человека и поэта, понять, сколь он дорог и значим для нас, азербайджанцев:

В 2014 году в июне мне позвонил ректор АДА Хафиз Пашаев и неожиданно пригласил на мероприятие – почтить память Самеда Вургуна: «Алик, ты дружил с С. Вургуном, расскажи интересные моменты вашей дружбы». Было очень приятно, что представители интеллигенции, собравшись в светлом зале, с большим интересом слушали историю нашей дружбы, и я неустанно приводил примеры о ней».

«В жизни я многому научился у Алекпера Мамедова, – рассказывает Чингиз Абдуллаев. – Он всегда приглашал меня на различные встречи. Одна из них для меня очень памятна – это встреча с руководителями ФИФА и УЕФА господином Й. Блаттером и М. Платини.

А. Банишевский, Ч. Абдуллаев, А. Мамедов

Ч. Абдуллаев, А. Мамедов, М. Платини, Р. Рагимов

В беседах со мной, А. Мамедов практически всегда вспоминал своего друга Чапая Султанова, а если возникал какой-нибудь серьезный вопрос, то он неизменно говорил: «Надо посоветоваться с Чапаем». В свою очередь, Чапай Алиевич делал все от него зависящее, чтобы пополнить жизнь Алекпера Мамедова положительными эмоциями. Хорошо известно, что великим футболистам, которых приветствовали десятки тысяч людей, всегда необходимо живое общение с поклонниками их таланта. Чапай Алиевич с помощью своих многочисленных друзей устраивал публичные встречи Мамедову, несколько раз в месяц собирал у себя дома старых друзей, где Алекпер Амирович был главным лицом, а также был постоянным участником и одним из организаторов дня рождения Алекпера Амировича 9 мая.

Из личного архива Ч. Султанова

Т. Абасов, Ч. Султанов и ветераны-футболисты на очередном дне рождения Алекпера Мамедова 9 мая

Вот, что пишет Алекпер Мамедов в мемуарах о своем друге. Это написано одним порывом и поэтому сокращению не подлежит: «…В первой главе я цитировал отрывок из книги В. Васильева, посвященной моей школе № 6. В нём рассказывалось о том, как ребята плотной группой провожали меня после вечера, на котором я поделился своими впечатлениями о первом годе пребывания в московском «Динамо». Среди этих провожающих ребят был высокий юноша, задававший мне на вечере каверзные вопросы. Это был Чапай Султанов, который много позже, уже в 60-х годах, стал одним из самых близких моих друзей.

Когда я вернулся в Баку, он был уже достаточно известным научным работником, начинающим шахматным деятелем. Уже, честно говоря, и не вспомню, с бесед на какую тему, любимую ли мою футбольную, или его – шахматную, начались наши бурные обсуждения, переросшие в дружбу на всю оставшуюся жизнь. И год своего восьмидесятилетия буду отмечать, и пятидесятилетие дружбы с этим скромным, обаятельно-мудрым, застенчивым и деликатным человеком. Он всегда был высоким, его трудно представить без окладистой бороды, увы, сплошь седой. Она придавала его породистому лицу какие-то особые обаяние и благообразие. Непременно выдержанный, спокойный, много знающий человек, надёжный во всём – советах, делах, обещаниях.

Но я его помню молодым, отчаянным спорщиком, всегда готовым оспорить твои утверждения, противопоставить твоей свою точку зрения, всегда обоснованную и трезвую. Любимым местом наших постоянных бесед, часто шумных, острых, по-молодому бесшабашных и перескакивающих с одного на другое, был балкон его дома, расположенного в родном для него и меня районе «Ичери Шехер» – старом городе. Именно с этого балкона великолепно просматривалась, как на ладони, Бакинская бухта. И иногда красота этой бухты так захватывала нас, что мы заканчивали споры на всякие темы, в большинстве футбольные, и завороженно молчали, погружаясь в очарование старого города.

Благодаря нашим беседам и спорам росло взаимное доверие, какое-то особое проникновение в души и характеры. В те годы я не мог ещё отчетливо сформулировать это чувство, скорее, ощущение – постоянной поддержки, плеча друга. В любой жизненной ситуации, а с каждым годом их число неизбежно росло, Чапай был для меня верным, надёжным советчиком и опорой, особенно когда я узнал некоторые факты его юности.

Султанов родился в обеспеченной семье. Его отец Али выбрал сыну имя необычное – Чапай, в честь легендарного командира дивизии Гражданской войны, хотя в жизни его никогда не видел. Больше того, ничего о нём не слышал и не читал у Фурманова, пока по экранам Баку не прошёл этот нашумевший фильм якобы братьев Васильевых. Вряд ли есть смысл искать в этом случайном факте объяснение каких-то черт характера бакинского тёзки прославленного командира, тем более находить параллели. Нет в Чапае безудержной храбрости Чапаева, его напористости, умения сразу же подчинять всех своей воле. Напротив, он мягок, скромен до кажущейся деликатной неприметности. Только и роднит их прозрачная ясность душевных порывов, не таящих намёка на показушность и корысть, душевная доброта и вера в дело, которое они избрали, чтобы служить правде и быть полезными людям. Но это ведь вообще свойства всех порядочных, добрых и убеждённых в силе справедливости людей!..

Уже в годы своей юности Чапай Султанов был фанатически предан шахматам. Шахматы стали для него тем, чем стал футбольный мяч для меня. Немного есть на свете людей, в жизни которых шахматы сыграли такую роль. В школе, а мы, как вы знаете, закончили одну и ту же школу № 6, он руководил шахматным кружком, проводил сеансы одновременной игры, устраивал различные турниры. От многих людей я слышал, что Чапай был способным шахматистом. Ему случалось разыгрывать красивые партии, он не раз был чемпионом города, занимал призовые места в чемпионатах республики, его часто называли шахматным самородком. Столкнувшись с научными интересами, увлёкшись исследованиями нефти, он не дотянул до мастера, так и оставшись перспективным кандидатом в мастера. Уверен, что он не жалеет об этом, потому что, пожертвовав этим званием, он получил, как вы, читатели, узнаете из последующего, достаточную компенсацию, найдя удовлетворение в организаторской и тренерской работе в области шахмат, отчего оказались в большом выигрыше и все любители шахмат в Азербайджане.

И ещё одно обстоятельство, думаю, нас сдружило. Нас обоих отвлёк от улицы спорт: меня – футбол, его – шахматы. Да, было такое – в детстве Чапай Султанов, как он потом не раз мне рассказывал, был, что называется, трудным мальчиком, мог пойти по другой, криминальной, дорожке, и только шахматы, а не наставления родителей, угомонили его, научили размышлять, заставили задуматься над своим местом в жизни.

Но шахматы привели его к тому, что мне не было дано – к серьёзной научной деятельности. На этом пути он стал заместителем директора Института проблем глубинных нефтегазовых месторождений Академии наук Азербайджана, доктором геолого-минералогических наук, лауреатом Государственной республиканской премии за вклад в науку. Ещё Алёхин говорил, что шахматы воспитывают характер. Пример моего друга показывает, что шахматы воспитывают не только сильный характер турнирного бойца, но и характер учёного, применяющего в своей научной сфере воображение, фантазию, эвристический подход, интуицию, то есть, попросту говоря, мотивы истинного творчества.

Многое из описанного я говорю с чужих слов, но вот чему был свидетель: Чапай являет собой образец истинного шахматного энтузиаста, популяризатора и несравненного организатора шахмат в Азербайджане. За время его работы председателем республиканской Федерации шахмат в Азербайджане открылись сорок две шахматные школы, Республиканская центральная шахматная школа, которая была его детищем, появилось новое издание «Шахматы», приложение к газете «Спорт», оно выходило два раза в месяц на азербайджанском и русском языках. Во многих республиканских и районных газетах появилась постоянная рубрика «Шахматы», разностороннюю работу по их пропаганде вело республиканское телевидение. И результат – начиная с 60-х годов прошлого века Азербайджан в СССР стал в области шахмат одной из ведущих республик.

Напрашивается вопрос: а как же умудряется Чапай Алиевич совмещать все свои нелёгкие обязанности? Откровенно говоря, это для меня загадка. Быть может, собранность шахматиста, приученного укладываться в отведённые регламентом часы, и научная страстность научила моего друга так организовывать и уплотнять свой режим, чтобы времени хватало не только на всевозможные дела, но и на семью, поскольку знаю, что он на редкость заботливый муж и отец. Наверное, и потому, что шахматы и наука для Султанова не хобби, не просто увлечение, а нечто большее – гражданский человеческий долг. Зная, какую роль шахматы и наука сыграли в его жизни, в его становлении и самовоспитании, мой друг отлично понимает их глубокую нравственную силу.

Повторю, что пишу эти строки как свидетель, потому что при создании спортивных школ мы с ним объединили усилия: он пробивал Республиканскую центральную шахматную школу, а я – такую же, но футбольную. Не счесть, сколько инстанций мы с Чапаем Алиевичем обошли, сколько различных бумаг написали, решая проклятые оргвопросы. Огромную помощь нам оказал Вели Мамедов – секретарь горкома партии по идеологии.

Благодаря нашим усилиям, в Азербайджане были организованы шахматная, футбольная, а позже и школы борьбы и тенниса – первые специализированные спортивные школы страны.

С тех пор мы стали единомышленниками, и не только в спорте. Мне особенно приятно, что всю обаятельность нашей многолетней дружбы он сумел внушить не только детям, но и своему внуку. Одиннадцатилетний Магсуд Манафов, его внук, посетив с родителями Милан, буквально затащил их на стадион «Сан Сиро», а там – в музей футбола, где после долгих поисков разыскал, загоняв тамошних работников, футбольные афиши о матчах итальянского клуба «Милан» с московскими динамовцами в Москве и в Италии на стадионе «Сан Сиро». До него никто их и не смотрел, хотя в Милане с 1955 года побывали многие спортивные делегации из Советского Союза, в том числе и из Азербайджана.

И сейчас Чапай Алиевич в гуще спортивных, в том числе и шахматных, событий, по-прежнему интересуется многими делами. У него, в частности, собран обширный архив азербайджанского футбола послевоенных лет, лучшие советские фильмы с 30-х годов. Он заказал на свои средства документальный фильм о развитии спорта в Баку в наши молодые годы.

Сегодня мы, ветераны спорта и не только спорта, часто заглядываем на огонёк в гостеприимный дом моего старого и верного друга, смотрим старые фильмы из архива хозяина, делимся воспоминаниями и впечатлениями. Часто жалеем, что не дожил до сегодняшних дней наш общий друг, спортивный журналист Октай Атаев».

Из личного архива Ч. Султанова

Ч. Султанов и А. Мамедов – бойцы вспоминают минувшие дни

Много интересного Синявский рассказывал автору о футболе послевоенных лет и вокруг него.

Генерал-лейтенант Василий Сталин и комментатор

Вадим Синявский (справа). Май 1951-го года

Это фото Синявский подарил автору и еще одному бакинскому корреспонденту, строго предупредив никому его не показывать – шли пиковые годы хрущевского антисталинизма. Он рассказывал много интересного о Василии Сталине: о его противостоянии с Берия на футбольной ниве, о том, как он спасал Андрея Старостина, о его дружбе с Всеволодом Бобровым и многое другое. Существовало много легенд, в том числе и романтических, о том, почему не оказалось Боброва с командой ВВС в самолете, который разбился под Свердловском. Синявский внес ясность – Бобров до утра гулял на дне рождения многократной чемпионки мира по конькобежному спорту Марии Исаковой. Все вышеизложенное через 50 лет нашло подтверждение в документальных и художественных фильмах, но в то время это было безумно интересно.

Перед отъездом Синявского из Баку автор вместе с Леней Листенгартеном дали прощальный ужин в приморском ресторане. Он выпил больше обычного. И вдруг, в конце прощального ужина признался: «А ведь я, ребята, и раньше бывал в Баку несколько лет тому назад. Познакомился с одной женщиной – красивая была женщина». Мы с Леней притихли в ожидании, но продолжения не последовало!

Какая у него была тяжелая жизнь, и как с ним бесчеловечно обошлись в конце его жизни, автор узнал многие годы спустя из передачи по российскому каналу «Спорт».

Возвращаясь к Талю, отметим, что один эпизод, произошедший в Баку, далеко не веселый, надолго остался в памяти автора.

В один из осенних дней в квартире автора раздался телефонный звонок. Голос, который трудно было с кем-то спутать, весело сказал: «Чапай, привет!» Это был Михаил Таль. «Миша, здравствуй, – радостно ответил автор, – тебя так хорошо слышно, как будто ты в Баку!» «А я в Баку, – поразил он автора, – в гостинице «Интурист». Приходи, если есть желание». «О чем ты говоришь – буду через полчаса!»

Через полчаса автор был в гостинице «Интурист». Около «люкса» Таля, с портфелем в руках, расхаживал Владимир Багиров.

«Что происходит?» – спросил у него автор. «А я, как и ты, ничего не понимаю. Он мне позвонил, сказал, что хочет поиграть со мной в блиц, и просил взять с собой часы и шахматы».

«Ну, и почему Вы не играете?» – спросил автор. «А я его жду уже больше часа. Он в ресторане. И не один».

Автору пришлось проследовать в ресторан, где за одним из столиков он застал Мишу с несколькими девицами (как потом выяснилось, они были из ансамбля «Березка»).

Он уже был, как говорят, в глубоком «порядке». Тем не менее, с появлением автора пир продолжился. Таль пил как-то нехорошо – не чувствуя количества выпитого. Невольно вспомнилось, как в 1954 году на командном первенстве СССР по шахматам среди юношей в Харькове тренер нашей команды Султан Халилбейли, налив полный стакан сухого вина, предложил выпить Талю. «Что Вы, я столько вина за месяц не выпью», – сказал он и слегка пригубил. И вот тот же Таль 10 лет спустя…

Надо ли говорить, что все происходящее беспокоило автора, и он ему осторожно сказал: «Там тебя Володя ждет» (почему-то Володя не хотел зайти в ресторан, хотя автор с Талем его приглашали). «Да, да, я помню. Я ему звонил. Сейчас пойдем». И вскоре, в его номере «Люкс», начался блиц-матч. Это было незабываемое зрелище – напротив друг друга сидели аккуратный, выбритый и хорошо отдохнувший Багиров и … Таль, состояние которого детализировать не хочется.

Почти в каждой партии, от понятного неловкого движения Таля, фигуры рассыпались на доске, и Багиров пытался остановить часы, чтобы привести доску в порядок, но Таль низменно говорил: «Нет, нет, только за счет моего времени!»

В один момент, он вообще «поплыл», и автор укоризненно поглядел на Багирова, но тот был полон решимости продолжить матч, так как счет уже был не в его пользу. «Плавание» продолжалось недолго – уже в следующее мгновение демонический взгляд Таля устремился на доску.

Когда Багиров понял, что ему уже не отыграться, счет рос не в его пользу, после третьей просьбы автора, он предложил закончить игру.

Все попрощались и договорились встретиться завтра.

Через час автору позвонил председатель Спорткомитета республики Махмуд Алиевич Искендеров и спросил: «Слушай, что делает Таль в Баку?»

«Он приехал, как частное лицо. Отдыхает после турниров», – ответил автор.

«Отдыхает», – резко ответствовал Искендеров. «Приходи в «Интурист» – у него тяжелый приступ».

Картина была тяжелой – после нескольких уколов Миша спал, и около него дежурил врач скорой помощи.

Утром в аэропорт все ехали молча. С нами был врач футбольной команды «Нефтчи», которому Искендеров поручил лететь в Москву вместе с Талем и сопровождать его в представительство Латвии в Москве – оттуда без конца звонили в Баку с одним вопросом – что с Талем?

Прошли годы, но тот необычный блиц-матч своей какой-то фантастичностью нереальной, поразительной зрелищностью автор помнит в мельчайших деталях.

«В 1961 году, – пишет А. Кикнадзе, – я был послан газетой «Советский спорт» на чемпионат СССР в Баку. Мой соавтор, мастер и судья международной категории Борис Баранов, неожиданно заболел, он лежал с высокой температурой, этого доброго человека чтили гроссмейстеры. Таль первым изъявил готовность помочь в анализе партий.

Он играл в том турнире сам, сразу после тура поднимался к нам в номер и расставлял на четырех досках наиболее любопытные позиции, возникавшие в других партиях. Уже и тогда у него не было записей, он запоминал те партии во время прогулок по сцене, когда очередь хода была за партнером. Мало того, показывал, как могли развернуться события в тех четырех партиях, если бы в миттельшпиле или эндшпиле белые сыграли так, а черные – так.

Тогда автор впервые почувствовал (и оценил) фантастическую способность гроссмейстера улавливать и сохранять в памяти всё достойное внимания, всё то, что может пригодиться нам для репортажа или ему «когда-нибудь в жизни».

Автор не раз присутствовал на этих встречах и полностью согласен с оценкой Кикнадзе. Но тот блиц-матч Таля с Багировым был ни с чем несравнимым зрелищем!

Конечно, подобные эпизоды, а они не были единичными, не способствовали укреплению здоровья Таля.

Таль был гений! Яков Дамский написал про Таля прекрасную книгу «В огонь атаки».

Борис Спасский, Анатолий Карпов, Гарри Каспаров,

Михаил Ботвинник и Михаил Таль, 1988 г. На фоне чемпионов мира разных времен Таль выглядит не лучшим образом

Автору кажется, что этот заголовок следует рассматривать в более широком смысле, чем только в шахматном!

Дальше...